Детские обиды самые сильные обиды. Когда я говорю детские, я имею в виду возраст от того, как в первый раз что-то отчетливо помнишь, до лет шестнадцати-семнадцати, когда уже детство медленно, но верно, отходит на второй план, уступая место более зрелому периоду. Ещё не взрослая жизнь - нет, но уже и не детство. Может быть именно поэтому этот период переходный. Хотя, переход здесь значительно глубже, нежели смена восприятия окружающей действительности. Детские обиды были и остаются теми обидами, когда ещё стоял немой вопрос в горле - почему я. Дети бьют значительно больнее. Они бьют иначе - менее масштабно, меньше "официальных" последствий. Но значительно более осознанно и значительно сильнее.
У меня была в классе девочка - Инна. Инна была маленького роста - меньше всех. Даже меньше меня, хотя и тогда это было тяжело представить. Она была полноватой - скорее, пухлой, особенно учитывая возраст, о котором идет речь. Была немного неуклюжей. Напоминала медвежонка из какого-то черно-белого мультика про день рождения. У Инны был хронический насморк - она всегда шмыгала носом, и постоянно виднелась предательски-сбегающая капля. Честно говоря, это единственное, что я о ней помню. Помню ещё, что она очень плохо училась. Инну не любили - очень не любили. Я и сегодня не могу дать ответ за что. Просто те, кто носил гордое название популярные девочки, решили, что она выглядит неэстетично и вообще... Что такое это самое вообще, я думаю, и они не знали. Инне объявляли бойкоты, дразнили. Она прибегала ко мне, плакала, вытирала рукавом предательские капли, стекающие по щекам и из носа, и спрашивала только одно - "за что? почему я?".
Она приносила какие-то пирожные, которые пекла её мама. Раздавала эти пирожные всем популярным девочкам и заискивающе смотрела в глаза. Она очень хотела, чтобы её любили. Девочки снисходительно брали пирожные и брезгливо отталкивали Инну, когда им надо было пройти. Инне казалось, что если они едят эти пирожные, значит завтра они начнут относиться к ней иначе. Я никогда не забуду заискивающего взгляда Инны. Мне было очень жаль её, когда она рыдала в туалете. И было, отчего-то, очень противно, видеть этот заискивающий взгляд. Я не была популярной в том классе - поэтому, когда я брала сторону Инны и плевала на все их бойкоты, никто не удивлялся. Со мной не связывались - я дралась до последнего, не боялась - юродивая. Поэтому от Инны на какое-то время отстали. Но ей не хотелось, чтобы отстали - ей хотелось, чтобы любили.
В детстве, мы все беззащитные - все поголовно. И те, которые считаются популярными тоже. Они, порой, ещё более беззащитные - просто не понимают этого. Они ведут за собой свой улей - пчелки-королевы, не понимая, что этот улей может в один из дней, развернуться и покусать их самих. Именно из-за беззащитности, детские обиды самые болезненные. Да, потом жизнь бьёт значительно сильнее. Масштаб уже совсем другой. И разочарований больше. И горечи больше - она копится от раза к разу, почти не уходит. Но потом, в отличии от тогда, уже нет немого вопроса "почему я?! За что?!". И совсем не потому, что всё всегда оправданно - просто нет нужды спрашивать. Просто, став взрослыми, мы понимаем, что этот вопрос не имеет смысла. На него необязательно должен быть ответ. Ответ, обычно, находится быстро - жизнь такая. И всё - и больше вопросов нет.
И мы не плачем от обиды в туалете, утирая рукавом предательские капли. Мы запоминаем и идём дальше. Мы стараемся жить, помня о граблях - чтобы впредь на них не наступать. Подумать только, сколько бесполезной информации, основанной на обидах, содержится в нашей голове. У меня была хорошая подруга - уже в относительно зрелом возрасте. Она совершенно серьёзно мне объясняла, что не может знакомиться с мужчинами по имени Михаил, а также с рожденными в январе. Искренне в это верила. Меня это поражало - как можно делать такие, далекоидущие выводы, исходя из того, что какой-то Михаил оказался не тем, кем тебе хотелось бы, а какой-то несчастный, родившийся в январе, подложил ей свинью, тем самым скомпрометировав целую плеяду рожденных в январе людей. Поэтому огромное количество людей заранее находятся в категории тех, с кем она общаться не будет ни за что и ни за где.
Мы не спрашиваем потому, что нам кажется, что мы знаем за что. Сколько из нас живут с постоянным чувством вины - находящимся где-то в глубине и время от времени, всплывающим наружу. Не взяли на работу - сам виноват - пришел в зелёной майке, когда было заранее известно, что надо идти в красной. Не идёт в личной жизни - да кто же виноват, кроме тебя - ты не сделал, не поймал, упустил, не схватил. В детстве, когда нас кто-то не любит, нас это искренне удивляет и обижает - как так можно? Ведь мы такие замечательные - как же можно нас не любить? Именно поэтому, вопрос "почему я" очень актуален. А потом... А что потом.. Потом мы не удивляемся - слабо отмахиваемся от тех, которые пытаются убедить нас именно в этом - это не ты, это они. Мы-то знаем, что это не они - это мы. Наученные. Запомнившие. Притащившие с собой из детства ощущение бессмысленности вопроса "почему я". Он не имеет смысла уже хотя бы потому, что тогда на него ни у кого не нашлось ответа.
Мы не помним и половины наших обидчиков, появившихся во взрослой жизни. Зато Вовку с пятого этажа, который тогда - в наши шесть-семь-восемь, отобрал у нас в песочнице ведро, мы будем помнить почти всю жизнь. Ведь тогда он отобрал просто так. Не потому, что шли по темной улице, известной своей криминогенной обстановкой; не потому, что несли своё золотое ведро, раздражая всех встречающихся по дороге грабителей. Ни почему - просто так. Потому, что в тот момент Вовка знал, что он может отобрать ведро и ничего ему за это не будет. А Коля будет сидеть в песочнице, утирать рукавом слёзы и думать, что это совсем нечестно - вот так отбирать у него ведро. Тот же самый Коля, который потом, просто даст в зубы - и ни на секунду не задумается почему именно у него пытаются отобрать кошелёк. Он перестал об этом думать тогда - в той самой песочнице. Просто жизнь такая - вот и всё объяснение.
Просто жизнь такая. Просто не помнишь за что - и не надо. Помнишь, что было. И сколько потом не бьёт жизнь - всё равно, наиболее отчетливо мы помним того Вовку из песочницы. Потому что тогда, мы ещё спрашивали "почему я"....