Собирая Ыкла в Цюрих, в виде напутствия и взамен страстного поцелуя, было наказано всего одно -- всенепременно посетить магазин оный, мечтой обладающий, разузнать о стоимости и немедля сообщить телеграммой, а лучше прямо электронной почтой, на то ли замахнулась девица, на то ли разухабилась красавица, не диадема ли то бриллиантовая, из невинных овечек скроенная? В перерыве меж страстями, поцелуями и обещаниями навеки, а если не навеки, то, как и должно, на следующие четыре дня, должное слово было получено и занесено в протокол. Засим и поехали в аэропорт.
-- А чего это вы тут вместе, разве вы вместе летите? -- удивился наш знакомый, улетающий в тот же момент, но в другом направлении.
-- Нет, что ты! -- мы улыбнулись и скромно потупились -- мы просто.. как эти, как они называются? Чёрт, ну как же они называются, чтоб им пусто было -- молодые влюблённые -- вот!
-- Хм, -- недобро улыбаясь, хмыкнул знакомый, -- через столько лет, это уже не молодые и не влюблённые!
Вот если не узнает про Шанель, подумала я, то точно будет: он не молодой, а я не влюблённая, -- но вслух я этого, конечно же, не сказала -- как можно, право слово!
Дни в Цюрихе всё шли и шли, а поход откладывался -- работаю я, было сказано мне так, будто я его посылала работать. Ну уж нет, работа это не ко мне. Работать каждый дурак, простите -- умный, умеет, а в магазин, да ещё и следуя инструкциям -- это, между прочим, похлеще расстояния Хэмминга. Боже мой, о чём это я вообще -- простите, безбожницу, продолжим лучше о Шанель.
Наконец желанное сообщение было получено. Начало радовало и обнадёживало -- сходил я в твою Шанель (как же мне лестно, господа -- почти как: видел я твоего Филдса). Дальше окошко упорствовало: всё ещё печатает. Что же он такое печатает?, грызла я ногти, колени и локти. Так вот, -- любезно сообщило мне окно, -- я ещё зашёл в Бюрберри и к Виттону заглянул. Что мне тебе сказать -- шарфики мне больше всего понравились у Виттона, но они дороговатые, самые плохие у Бюрберри, а посередине у Шанель.
Какие шарфики, какой Виттон, какой Бюрберри -- всё это проносилось в моём воспалённом мозгу со скоростью если не света, то звука. Я же давала конкретное задание -- господи, сейчас бы ещё вспомнить, что я хотела, а то совсем неудобно будет, но хотела же что-то, что же это было, точно не шарфик, зачем мне шарфик, шарфик не может стоит столько циферок, сколько я сейчас перед собой вижу, это, скорее всего, не шарфик, а шаль. Слушай, -- решила я поддержать разговор, пытаясь вспомнить что же я, собственно, хотела -- может это не шарфик, а шаль? Последующий ответ поражал прямолинейностью, почти что грубостью, неимоверно попахивал анекдотами и оскорблял всё то, что осталось во мне прекрасного -- "а чем шарфик отличается от шали, а?" Короткая абстрактная беседа с конкретными примерами всё разрешила -- ага, точно -- тогда шаль.
Зачем мне шаль? Я сумку хотела, -- вспомнила я! Вернее не сумку, а цену сумки, чтобы знать можно ли мне мечтать!
-- Про сумку спросил? -- виновато вклинилась я где-то между шарфиком, шалью и обсуждением вообще сих столпов.
-- Ой, про сумку не спросил, но ты подожди, я тебе другое расскажу, тебе понравится. Я там, у Шанели, видел совершенно чудесные тапочки -- такие весёлые-весёлые, очень красивые и, что удивительно, не очень дорогие. Как мне кажется, тебе понравились бы.
У глубоко сидящего во мне обувного маньяка задержалось дыхание, произошла временная остановка сердца, а в глазах замелькали все двадцать, имеющихся в наличии, предметов гардероба, с которыми эти тапочки, мной ещё не виданные, но, несомненно, крайне желанные, изумительно сочетаются (как же я без них вообще жила, право слово, рассуждала я, готовясь приготовить какой-нибудь кулинарный шедевр, вроде крутого яйца -- на сей раз не переваренного, если получится, конечно). Картины одна за одной мелькали в моей, воспалённой от воображения, голове, были остужены враз и навсегда -- будто ледяной Ниагарой (изумительное зрелище, кстати, но это я отвлеклась).
-- Но я их не купил. Побоялся. А вдруг будешь ругаться.
На сём можно было бы, пожалуй, завершить сие печальное повествование, кабы не Люда Качура. Это имя я знаю с детства и, в который раз, убеждаюсь, что история, к моему величайшему сожалению, имеет свойство повторяться. Циклический процесс, как скажет вам любой, мало-мальски грамотный, специалист. Боже мой, как же я забыла про Люду -- непростительно! Ведь именно такое, практически слово в слово, уже было!
Мой дорогой папа почти никогда не боялся маму -- по крайней мере, в этом смысле. Он привозил ей платья, костюмы, пальто, килограммы баранины и всего прочего, что попадалось под руку во стольном городе Москве, коею он посещал на краткие периоды, называвшиеся командировки. В одну из командировок он был послан с женщиной, о которой я, в общем-то, не знаю ничего, окромя имени, да, собственно, истории -- Людой Качурой. Гуляя по Москве они набрели на какой-то комиссионный магазин, в котором продавалась за какие-то смешные деньги совершенно не смешная, а вовсе даже давно и активно желанная моей мамой, лисья шуба -- в пол. Папа шубу не купил и история была бы забыта и стёрта, как Троя, чьи останки столько лет искали все, кому не лень, если бы папа не был бы честным, любящим и преданным. Вернувшись домой, он немедленно сообщил:
-- Мы видели совершенно чудесную лисью шубу -- в пол. Такую, какую ты, кажется, давно хотела. И совсем недорого. Меньше месячной зарплаты. И она была такая большая, что, теоретически, ты могла бы ещё и сшить шапку -- как ты хотела. Вот такую шубу видели, -- гордо сообщил совершенно бесполезную информацию один мой глупый моему другому умному родителю.
-- И? -- логично парировал умный родитель -- где шуба?
-- Не купил. Но ты не кричи, подожди -- я тебе объясню. Понимаешь, Люда Качура сказала, что ты маленькая и толстая и эта шуба тебе совершенно не подойдёт. Понимаешь -- она тебе не подошла бы, ну правда же, Люда сказала! Ну чего ты сердишься, я же всё правильно сделал!
Без всякого сомнения, он считал, что сделал правильно. Меня, в тот момент, даже в планах ещё не было, но имя Люда Качура я знаю с детства. После обсуждения "какой идиот, зачем он мне вообще рассказал про тапочки Шанель", мы плавно перешли:
-- Нет, ну подожди, вот правда, зачем тебе эта лисья шуба в Израиле была бы?!
-- Нужна была бы -- я бы её пристроила, не волнуйся за меня, пожалуйста, а вот ты... Это же надо -- маленькая и толстая... Я , как дура, без лисьей шубы -- в общем, лучше больше не говорить!
Я так и не знаю, сколько стоит моя мечта и есть ли смысл её мечтать. Но я узнаю. Пока не знаю как, но узнаю -- не отвлекаясь на тапочки, шарфики и Люду.
-- Не расстраивайся ты так -- мы купим тебе Лубутены сейчас в Лондоне, -- в ответ на моё изумление было сказано мне. Лицо моё, видимо, отражало большой спектр эмоций, поскольку незамедлительно последовало -- и тапочки Шанель, если, конечно, будут, тоже! Я же не говорил -- и даже не думал, вот честное слово -- что ты маленькая и толстая! А даже если так, на обувь это не влияет!
Чудесного всем дня!
Ваша Я
