У неё много покупают. Этому магазину сто лет или даже больше -- сначала там прабабка заправляла, потом бабка, потом мать её, и вот теперь она. У них по женской линии все немного чокнутые. Может и до прабабки они уже такие были, а может с неё всё началось. Она, говорят, странная была, но не вредная. Колдовала помаленьку, но безобидно. Чтобы дождь пошёл над конкретным домом. Рассказывают, как-то вышла зимой на улицу, осмотрелась, куда-то плюнула, дунула, на кусочке дороги растаял снег, и вдруг -- прямо из брусчатки начала расти земляника. Огромная, душистая, прямо горстями собирай так много. А она принесла из магазина этот свой пакет, в нём огня на самом донышке, сначала немного полила куст, а потом начала собирать. Собирала, собирала, а земляники всё столько же. Собрала, чтобы сверху огонь покрыть, и ушла. Земляника там ещё неделю росла. Везде зима, холод собачий, все в валенках (или в чём они тогда ходили), а на этом кусочке дороги -- земляничный куст. Внушительный, между прочим, куст.
Эту улицу не так просто найти. Не зря они там обосновались. Ну вот смотри -- на неё когда попадаешь, сразу понимаешь, что что-то тут не то. Там же небо бирюзовое, представляешь? И облака -- они фиолетовые. Не вру, честное слово, вот густого фиолетового цвета. Будто огромные бесформенные баклажаны над тобой плывут. А те, кто там живёт, не замечают. Привыкли, наверное. Я думаю ко всему можно привыкнуть. Вот если бы рядом с тобой тигр жил. Всем было бы странно, страшно, а тебе -- тигр и тигр, только рычит по ночам, что с него взять. Вот и у них так, наверное. Мне другое интересно -- они, когда куда-то едут, обращают внимание, что там всё по-другому? Думаю, что нет. Организм перестраивается, вроде как привыкает к иному. Как ко времени.
Она одна в магазине. Сама закрывает, сама открывает. Никто не знает когда она туда приходит, но, когда ни приди -- она уже там. И всегда одинаково одета. Как же она одевается! На ней жёлтое, невозможно жёлтое платье, чёрные колготки и ослепительно белые туфли. Вот представь только. Эти туфли, говорят, ещё прабабкины. Или даже старше. Каблучок небольшой, квадратный; носы -- квадратные, чуть сплющенные, на носах камень, почти на весь нос, густо-оранжевый. Этот камень, он не камень вовсе -- это кусок огня. Аккуратно слепленный, гранёный. Если присмотреться, немного дрожит. Вот она шаг делает, и он подрагивает. Завораживающее зрелище, между прочим. Это старый огонь, сейчас такого у них уже и нет вовсе. Колготки чёрные, плотные, ног не видно совсем. В жару и в холод. В холод-то ладно, а вот как она в жару в них ходит? А платье! Невозможно жёлтое платье! Аж глаза слепит. Воздушное, разлетающееся. Три пуговки под шеей -- густые, оранжевые. То ли шёлковое, то ли атласное, но гладкое, блестящее, переливающееся и ослепительно жёлтое.
Её спрашивали раньше -- как же так может быть, огонь и на разлив. Она не ответила, вышла, плеснула на улицу немного -- снег загорелся. Горел немного, как сухие листья, догорел, растёкся оранжевой лужей и исчез.