-- Слушай, -- я растерянно смотрела на Ыкла, -- ведь они ведь думают, что я вот такая-растакая, прекрасная, талантливая. И тут я -- совершенно обыкновенная, несколько асоциальная, немного чокнутая и...
-- Адекватная, -- расхохотался Ыкл.
-- Ну да, как свинья в апельсинах. Ты понимаешь, -- я всё хлопала глазами и пыталась сообразить, -- даже ты считаешь, что с адекватностью у меня туго. Я адекватная, в своём собственном смысле. А вот они меня увидят -- ты представляешь что будет? -- я широко распахивала глаза, хваталась за голову, но Ыкл игнорировал мои стенания и смеялся
-- Ну откажись тогда, раз такая трусиха.
-- Как? -- шептала я, -- ведь так красиво предложили, как же я могу отказаться?
-- Тогда не морочь голову! И вообще -- сейчас ещё только сентябрь, -- удовлетворённо посмотрел он на календарь.
-- Ты считаешь, что до января я стану лучше? -- заинтересовалась я.
-- Нет, лучше не станешь. Лучше некуда. Но надо же как-то перевести разговор. В январе и поговорим.
Мы прилетели в Бонн и я немедленно послала сообщение. Я написала, что мы приехали, что я буду рада встретиться, но звонить я, наверное, не могу, так как мой телефон тут не звонит. Я писала и понимала, что рою себе могилу. Поверить в нормальность человека, стоящего за этими строками, очень сложно. Но вдруг получится.
Я узнала как звонить из гостиницы и позвонила. Юля радостно смеялась, всё рассказывала какие чудесные у них планы на субботу и как они меня заберут. Я сидела, нервно смотрела в зеркало и думала -- всё, это конец. Ещё я думала, что если прямо сейчас поменяю билеты, то всегда можно будет извиниться и сказать, что надо было срочно возвращаться: улитки на улице грустят. Но ничего этого я не сказала. Более того, в состоянии полного анабиоза договорилась в котором часу меня забрать.
-- И что мне теперь делать? -- я опять растерянно смотрела на Ыкла.
-- Как что? Они тебе сказали, что повезут по городам и весям? Вот и езжай по своим городам и по всяким весям. Приедешь -- расскажешь.
-- А ты? -- я смотрела так жалостно, что ещё немного и...
-- А я, -- зловредно посмотрел он на меня, -- пойду работать. Последний день, мне очень надо.
Я думала о том, что мне тоже очень надо. Надо пойти работать. Но я уже договорилась по городам и весям. А мне работать надо. Очень.
Мы встретились у гостиницы в условленное время. Ыкл вышел со мной -- познакомиться и посмотреть кому сдаёт. Ну, и себя показать, конечно же. Юли в лобби не было. Стоял большой флегматичный мужчина, который немедленно обернулся
-- Ты Мира? Очень приятно. -- он протянул мне большую руку и мне стало хорошо и спокойно, -- А вот и Юля.
Юля появилась откуда-то сзади и немедленно начала хохотать. Мы стояли в лобби и хохотали вдвоём, на пару. Господин за стойкой поначалу удивлённо смотрел, а потом и сам начал улыбаться.
Ыкл пошёл работать, а мы поехали.
-- Куда мы едем? -- я ничего не поняла по телефону и всё пыталась выяснить точный маршрут.
-- Мы поедем во всякие разные городки, погуляем там, посмотрим на Рейн. Пообедаем. Правда, Бенчик? -- Беня сидел сзади и соглашался со всем.
Я влюбилась в эту пару. Такие разные и такие одинаковые. Хохотушка, болтушка Юля -- девочка, которая никогда не станет взрослой, сколько ни расти. Спокойный флегматичный Беня -- по уши влюблённый, будто вчера познакомились, будто нет у них детей, будто не они только что, наперебой, рассказывали о том, как старшая получила диплом.
-- Сначала мы жили в Израиле, -- рассказывала Юля, -- приехали.. жили там. А потом, по приколу, решили поехать на год в Германию пожить. Вот уже тринадцать лет прикалываемся, -- и смеётся.
Мы доехали до небольшого городка и пошли гулять по набережной. Беня достал зонтики и я обрадовалась -- хоть кто-то предусмотрительный. Рейн шумел и бурлил, погода хмурилась, а нам было всё равно. Мы гуляли, смеялись и говорили -- всё время говорили. Погуляли по набережной (и не просите, я не вспомню названий практически ни одного города) и пошли гулять по небольшим улочкам.
Мне очень нравятся старые дома в Германии. Есть в них что-то невероятно уютное. Сразу вспоминаются сказки, отчего-то русские, с печью в доме, с горшком в печи, с пирожками в горшке. Дома эти настолько аккуратные, что не верится, что вот этот вот, к примеру, практически пряничный, практически гензель-гретелевый домик -- шестнадцатый век. Мы гуляли и гуляли, я смотрела по сторонам и всё подходила, трогала белый фон с чёрными прожилками.
Собрались было ехать дальше, как я заметила магазин с керамикой. Чашки, вазы, миски -- все украшены драконами всевозможных мастей. Дракон обвивает ручку чашки, страшно распахивает пасть. А вот здесь -- он почти улыбается; вот тут почему-то остался только хвост -- наверное, это дракон после битвы с принцем. Я всё ходила по магазину, трогала чашки, улыбалась. Думала было купить Ыклу, но, честно признаюсь, пожадничала. Да и страшно было бы весь день ходить с чашкой, которая стоит как наш билет. А жаль. Ничего, в следующий раз куплю.
В следующем городке Юля побежала и потащила нас за собой -- скорее, скорее. Она всё шла и приговаривала -- тебе понравится, ты увидишь. Ещё бы мне не понравилось. Мы дошли туда, куда хотели, и я оказалась в новогодней сказке. Огромный магазин (скорее музей) ёлочных игрушек и прочих прелестных вещей. Я ходила по магазину, аккуратно гладила игрушки и дышала через раз, опасаясь спугнуть это волшебство.
-- Тебе нравится? -- Юля улыбалась и тоже восхищённо бродила.
-- Да, очень, -- я набредала на очередную игрушку и понимала -- вот, вот это точно самая лучшая. Или эта? А, может, вон та?
-- Я очень рада! Я специально ещё раз прочитала у тебя чем тебя порадовать и поняла, что здесь тебе очень понравится.
Как может не понравиться магазин, полный загадочных сказок и волшебства. В больших корзинах вальяжно развалились золотые пузатые шары. Блестят, подмигивают разукрашенными боками и, кажется, басят. А на полке, на полке -- верхушечки! С рефлекторными отражателями сбоку и острым шпилем наверху, точь-в-точь как в детстве. Мы их цепляли на самый верх, в отражателе переливались цвета и можно было смотреть на это часами. А вот -- огромный Дед Мороз. С большим мешком. Так и тянет заглянуть что же там -- я точно знаю, там что-то прекрасное. Лягушки, боже мой, вы только посмотрите на этих очаровательных стеклянных лягушек. Подождите с лягушками -- вот стоит кокетливый мишка. Это точно девочка. На ней юбочка с узорами и небольшие меховые ботинки на ногах. В следующем зале бокалы -- все на свете. Будто кто-то знал как я люблю бокалы и собрал их тут все -- на любой вкус, любого размера: от крохотных смешных ликёрных до пузатых красавцев, из которых так хорошо вечером пить красное сухое вино. Свет преломляется, отражается, но забываешь о законах физики -- просто стоишь и любуешься.
Мы с трудом вышли из этого магазина, я всё оглядывалась и думала, что когда-нибудь я обязательно сюда приеду и куплю всё, что только смогу. А мы пошли бродить по аккуратным улицам. Дивные дома вокруг, всё уютное и разноцветное. Всё аккуратное и оттого немного пряничное. Будто ходишь по макету старых сказок. Вот-вот выпрыгнет персонаж, сейчас, минуту. Мы бродили, проходили мимо магазинов и смотрели то на дома, то на витрины.
-- Симпатичная какая штука, -- Юля щупала какой-то свитер.
-- Солнышко, так купи, -- ласково и спокойно отвечал Беня, -- померь и возьми. Если тебе нравится.
-- Ну... Мне не так нравится, -- смеясь, отвечала Юля.
Серьёзный Беня, влюблённый, кажется, как мальчишка. Всё для тебя, дорогая, совершенно всё. И спокойно с ними, хорошо.
-- Ну что, -- Беня посмотрел на часы, -- идём обедать?
-- Да, конечно! -- воодушевлённо посмотрела Юля, -- мы сейчас пойдём в чудесное место. Там, знаешь, подают шикарную печёнку и ещё сверху с луком, в общем, сама сейчас увидишь, очень вкусно.
Мы зашли в небольшой и очень уютный ресторан. Юля заказала пиво на всех. Восхитительное пшеничное пиво -- одна из вещей, мимо которых невозможно пройти в Германии. Лёгкое, приятное, подходящее ко всему. Даже к моей сомнительной адекватности. Я заказала стейк из баранины, а пока наслаждалась пивом. Восхитительный, нежный, тающий во рту стейк, обильно посыпанный обжаренным до хруста луком.
Мы поехали дальше. По дороге увидели мост
-- Ну расскажи про этот мост, Беня, -- начала Юля и мне стало смешно: это я так всегда говорю, я, -- Я не помню, а он чудно рассказывает.
-- Чего про него рассказывать? -- нарочито-бурча начал Беня, -- мост и мост. Разрушили во время войны, потом ремонтировали. Чего тут рассказывать?
Впрочем, после непродолжительных уговоров, он сдался и рассказал.
А мы ехали в Кобленц. Мы приехали в Кобленц и дождь приехал вместе с нами -- вот те раз. Но нам это не помешало. Мы залезли на постамент огромной статуи с всадником и смотрели на реки
-- Вот здесь, -- спокойно рассказывал Беня, -- сливаются Мозель и Рейн. Вот смотри: слева -- это Мозель, а справа -- Рейн. А прямо -- это уже они слились.
Бурлит вода, течёт, шумит. На реке баржа, которую сносит ветром, но она не сдаётся. То она в Рейне, то опять в Мозеле. Так и гуляет в междуречье. Точь-в-точь -- отважный герой очень маленького роста. Мы стояли там и смотрели, но решили, что надо идти дальше.
-- Осторожно, солнышко, здесь ступеньки, -- Беня всё косился на Юлю и явно переживал.
-- У меня просто талант, -- засмеялась Юля, -- я всё время, если есть возможность, падаю.
Знаю я этот талант, бурчала я про себя, у меня его предостаточно. Мы пошли гулять по улицам, как вдруг Юля остановилась
-- Ребята, смотрите, здесь глювайн!
Я не знаю немецкий, но глинтвейн узнаю на любом языке. Мы зашли, сели и попросили принести нам глювайна. Глинтвейн принесли в керамических чашках. Вишнёвый глинтвейн -- нет, определённо, вся эта прогулка одна большая удача, которую я случайно поймала за лапу. Хочется залезть с ногами на стул, устроиться поудобнее, держать пузатую расписную керамическую чашку с ароматным, пряным, немного терпким, глинтвейном и остаться там как можно дольше. Но нам пора возвращаться.
Мы допили глинтвейн и поехали обратно. Ничего, я ещё приеду -- теперь мне не страшно.
Спасибо вам огромное за этот день!