В свои преклонные года я внезапно нашла способ покупать одежду от самых именитых дизайнеров за смешные деньги. Настолько смешные, что даже я могу себе это позволить. Да здравствует тот, кто первый придумал шить одежду для детей. И дело даже не в том, что она на порядок (то есть, действительно в десять и больше раз) дешевле. Дело в том, что наконец-то я нашла места, в которых есть мои размеры. Платья, в которых талия сидит на талии, а не на бёдрах, в которых красивый клёш, начинающийся по задумке дизайнера, на бёдрах, начинается на них, а не на уровне колен, которые выше колена, как и задумано, а не грустно болтаются на уровне икр. И все эти чудеса стоят ровно настолько скромно, что я могу себе это позволить. Сегодня я счастливая обладательница диоровского платья -- ничуть не отличающегося от взрослого, кроме того, что оно действительно моего размера. Моего честного размера -- двенадцать. Можно было и десять взять, но оно было последнее и сидит значительно лучше, чем любые экстра-экстра-маленькие.
Беда со взрослой одеждой в том, что о ней даже помечтать нельзя. Открываешь картинку, смотришь на платье за сто тысяч долларов и думаешь: накоплю годам к восьмидесяти, и обязательно куплю! Потом приезжаешь в магазин, аккуратно примеряешь и понимаешь: нет, можно, пожалуй, не копить. Потому как если пару сантиметров почти любой грамотный портной ушьёт, а вот десяток и больше... Это уже не называется ушить, это называется -- сшить новое платье. И для чего, спрашивается, платить сто тысяч, если потом надо трястись от страха что с ним сотворит портной Пупкин, который вовсе не Диор.
Какой божественный мир мне открылся. Мир, в котором полная стоимость платьев от Оскара де ла Рента, Диора, Фенди и прочих, доступна даже такой оборванке, как я. Облегающий верх, доходящий ровно до талии, божественные расклешённые юбки с подкладками, широкие ленты, завязывающиеся сзади в богатые банты. А цвета, боже мой, какие цвета -- все оттенки фиолетового и розового, нежные цветы, будто небрежно разбросанные по белому полотну; нежнейший шёлк и держащий форму хлопок, твид, тончайшая шерсть, которую (надеюсь) можно носить даже нашим летом. Определённо, оду пою я тому, кто первый придумал шить одежду для детей в возрасте от десяти до четырнадцати.
Они всё ещё не сшили для меня брюки (но о брюках я уже и не мечтаю), но платья, дивные платья -- выбирай любое, бери охапку, прижимай к груди и убегай, пока не догнали. Мчись что есть мочи пока не поняли, что и такие, как я, тоже потихоньку пользуются этими благами. Притворяются десятилетними только бы урвать кусочек летящего цветного счастья, колыхающего на ветру. В нём хочется кружиться, петь, прыгать и забыть о том, сколько мне действительно лет. Какая разница? Да и неправда это всё -- я так и не выросла из ситцевых цветочных платьев.
Мир моды борется с анорексией. Моя знакомая Сэнди, смеясь, говорила: ты понимаешь, десять лет назад у меня был честный четвёртый размер. Можно было даже не мерить. С закрытыми глазами можно было брать, и всё садилось как влитое. И вот, прошло десять лет. У меня тот же вес, те же параметры, но теперь я, ты не поверишь, ноль! Понимаешь? Теперь я прихожу в магазин и покупаю себе одежду размера ноль. Сэнди работает в фармакологической компании и на работу одевается с иголочки. Но дома она смешная и уютная. Понимаешь, смеялась Сэнди, с одной стороны мне тебя очень жалко -- ведь я же понимаю, что десять лет назад ты была бы размер ноль, а сегодня ты минус четыре и таких размеров не выпускают. С другой стороны, чёрт побери -- она смеётся как девочка, немного стесняется -- как же приятно быть размер ноль. Как же я горжусь.
Мир моды борется с анорексией. Нельзя, говорит мир моды, быть меньше нашего размера ноль, нехорошо это. И ладно бы просто грозили пальчиком, но они не грозят, они теперь меня игнорируют. Я для них не существую (кроме святого Эрве Лежера, который верит в существование таких, как я, и специально для нас выпускает экстра-экстра-маленький размер). Все женщины, с их точки зрения, обладают ростом, чуть превышающим коломенскую версту. Если у такой будут мои объёмы, я почти готова согласиться с тем, что ей хорошо бы поправиться -- поесть крепкого куриного бульона с клёцками, на второе перекусить макаронами с парой котлет, запить чаем и заесть долькой горького шоколада. Но дорогие дизайнеры! Дорогие влиятельные люди, влияющие на весь мир одежды! Такие, как я, тоже есть! Нас много и мы даже не в тельняшках, потому что даже тельняшки нам теперь велики. Что нам прикажете делать? Впрочем, ответ очевиден -- вы шьёте детскую одежду. Как же я, со всеми своими мозгами, не додумалась до этого раньше?
Ещё будучи в Америке прочитала про одну фирму, которая пустила в обиход размер экстра-экстра-экстра-маленький. Я было обрадовалась, позвонила им узнавать, но суровая реальность меня победила: да, у нас теперь и такой размер есть, -- ласково пропела милая девушка, -- но только для азиатского рынка: Корея, Япония, в общем, вот для тех. Вы понимаете, -- ещё ласковее продолжила она, -- они там совсем маленькие, с нами не сравнить. А для чего вам такой размер? -- вдруг спросила она и я растерялась, -- если вы не азиатка, то у вас точно больше, я точно вам говорю, потому что таких размеров вообще не бывает. Кроме как в Азии, -- добавила она после небольшой паузы, -- но это очень, просто очень далеко.
Мир моды борется с анорексией. Я помню как я искала джинсы и звонила в магазины: простите, -- вежливо начинала я, -- есть ли у вас джинсы двадцать второго или двадцать третьего размера? Таких размеров не бывает, -- бодро начала девушка, -- размеры начинаются с двадцать пятого. У вас двадцать пятый, точно вам говорю! Вы понимаете, -- аккуратно возразила я, -- это не так. Я почти всю жизнь была двадцать четвёртого (и поэтому они начинаются, как минимум, с двадцать четвёртого), но сейчас они мне большие и поэтому мне надо на размер, а лучше на два, поменьше. Ну, если вы и сама всё знаете, -- обиженно протянула милая девушка, -- то чего спрашиваете-то? Она бросила трубку, а я вздохнула и пошла звонить дальше. Джинсы я нашла. Двадцать третьего и даже двадцать второго размеров, но в большинстве мест мне отвечали точь-в-точь как первая девушка -- вас нет, таких не бывает.
Мир моды борется с анорексией. Это проникло и в детскую одежду. Я хочу пятый размер, мне почти пять! -- горько плакала чадо в магазине, когда оказалось, что у неё третий размер. Мне уже не три, -- всхлипывала она и сердито поджимала губы, -- я уже большая! Дорогая, -- наконец, после получаса споров и бессмысленных уговоров, я поняла что надо сказать, -- вот смотри. Ты же знаешь сколько мне лет, правда? А размер у меня двадцать третий или даже двадцать второй. Но мне же не двадцать два! (о стандартном для одежды размере под кодовым именем тройной ноль я упоминать не стало -- только сильнее запутает). Да?! -- чадо всё ещё недоверчиво смотрела, но вздохнула, -- ладно, давай попробуем третий. Третий подошёл почти идеально. Мама, -- она вдруг радостно позвала меня из другого конца магазина, -- посмотри какое платье, кажется, оно на тебя! В глубине магазина висело платье с пометкой восемь. Я не стала пробовать, но на первый взгляд мы бы поместились в нём вдвоём.
Благословенны пусть будут дизайнеры мира высокой моды. Для детей они шьют так, что появляется надежда -- они, несмотря ни на что, верят в то, что я существую, но маскируют это и называют подходящую мне одежду детской. Пусть они дальше борются со своей анорексией, мне от этого только лучше, теперь я смогу экономить деньги, нервы и расстройства -- ну почему, почему этот волан, который должен быть от бедра, начинается от колена?
