contemplativeУ Нахума было уставшее лицо с невероятно озорными глазами. Казалось, он сумел сделать невозможное - обрести многолетнюю мудрость, не потеряв бесенят, которые заставляли его в молодости лезть через заборы и на спор воровать свежие булочки. Всё это, и ещё много чего, Нахум рассказывал Насте, когда она перебирала продукты, лежащие в беспорядке на полках.
У Нахума были большие, тёмные ладони. Каждый день, ровно в пять утра, он отпирал большой амбарный замок и магазин оживал. Подъезжали машины с хлебом и свежими булочками, машины с молоком; привозили свежие газеты. Настя, обычно, приходила около семи утра. Ей нравилось слушать Нахума и есть свежую, приятно пахнущую булочку. Что может быть лучше запаха свежего хлеба? Нахум наливал ей стакан молока - бесплатно - того молока, которое он оставлял для себя. Нахум терпеливо объяснял:
- Молоко надо пить обязательно - тогда детство из тела долго не уйдёт. Нельзя дать детству уйти - если уйдёт, уже не вернётся.
- А что надо ещё делать, чтобы детство подольше не уходило?
- Эх, много всего. Вот пить молоко, к примеру.... ещё радоваться - все время радоваться.
- А если грустно? Если нечему радоваться - тогда как?
- Как это нечему?! Ох, поверь мне, Настенька - радоваться всегда есть чему. Даже если всё вокруг рушится, даже если исчезают все те, кто тебе сегодня важны и дороги - всегда есть чему радоваться. Вот вкусной булочке радоваться, болтовне со мной радоваться, - говорил он, и его спокойный тон так отличался от его горящих глаз.
Настя любила слушать Нахума. Она впитывала его слова, ей хотелось уметь так же. Он смотрел на неё и ей казалось, что на неё смотрит вся мудрость человеческая. Она допивала молоко, доедала булочку.
- Ну всё, беги - тебе на работу. Не забывай - радоваться и пить молоко, - говорил ей, ласково выгоняя на работу, Нахум.
И в этот момент начинался самый обыкновенный, самый будничный день. Именно так - с маленькой радости и молока.
