Давным-давно великолепная eilin_o_connor написала дивный текст о переворачивателях пингвинов. И все смеялись, все представляли себя на месте этих самых переворачивателей, хотя и понимали, что на самом-то деле такой профессии нет, как же жаль. Я тогда живо представила себя на месте этого самого переворачивателя и сразу же поняла, что ни за что в жизни не хотела бы им работать. Однако, как показывает практика, иногда сбываются самые безумные желания и нежелания. Меня можно смело поздравить -- я работаю переворачивателем пингвинов, вернее, одного пингвина. Дитя бодро освоила сложный переворот со спины на живот, а вот переворот обратно пока даётся не всегда.
( Читать дальше...Свернуть )

-- Дорогой, -- обнимаю я Ыкла сзади, -- ты помнишь какой сегодня день?
-- Я? -- напрягается он, -- что? день? какой? куда? Сегодня день взятия Бастилии?
-- Балда, -- смеюсь я, -- сейчас обижусь, честное слово!
-- Да помню, помню, -- он не поворачивается и пытается намёками, -- что, это прямо сегодня, да?
-- Что прямо сегодня? -- хитро переспрашиваю я.
-- Ну.. день этот, неужели это уже сегодня?
-- Какой день? -- не сдаюсь я.
-- Ну наш день, когда мы познакомились, -- смеётся он и поворачивается.
-- Смотри-ка, -- удивляюсь я, -- помнишь оказывается. Это хорошо. И вот мне интересно, -- задумчиво развиваю я мысль, -- какой мне будет подарок за то, что я тебя столько лет терплю?
( Читать дальше...Свернуть )

Искала нечто в почте и наткнулась на собственный комментарий многолетней давности. Моя чудесная френдесса nata_blackcat тогда предложила сыграть в игру "когда я был маленький, я был убеждён, что". И вот я ответила тогда, а сейчас мне и самой захотелось предложить сыграть в такую же игру. Я тот свой комментарий дополню немного рассказами, но пункты оставлю те же самые (хотя могла бы добавить, как минимум, столько же).

Я была убеждена что:
( Читать дальше...Свернуть )

Людям свойственно обижаться на выпады, которые они сами же и используют. К примеру, мой знакомый, когда заходила речь о чём-то, что он знал, а кто-то нет, широко раскрывал глаза, картинно рукой приподнимал челюсть и восклицал: ты серьёзно этого не знаешь? Вот прямо серьёзно? Нет, слушай, а как так могло случиться, что ты этого не знаешь? Это же даже дебил знает! Потом, конечно, вдоволь поахав, он отвечал, объяснял и рассказывал -- терпеливо, забыв о прежней нарочитости. И никогда не понимал почему некоторым так не нравятся эти беседы -- он же на всё ответил. Помню как-то зашла тема, в которой он совсем не разбирался. Сейчас уже не помню что конкретно, да и не в этом, честно говоря, суть. Одна из девушек картинно раскинула руки, распахнула глаз и воскликнула: не может быть, чтобы ты этого не знал, это же даже дети знают, даже в Африке, в самых глухих селениях! Знакомый помрачнел, нахмурился и, несколько раздражённо, несколько вызывающе, парировал: я же не всезнайка, не энциклопедия! И вообще, -- добавил он, нахмурившись ещё сильнее, -- можно было просто объяснить. Потом, позже, когда ему сказали, что он ведёт себя иногда очень похоже, бил себя кулаками в грудь и уверял: я никогда так себя не веду! просто есть же тривиальные, вот совсем очевидные вещи, известные всем, даже дебилам, даже детям, даже в глухих африканских селениях! а вот это вот -- это же совсем другое!
( Читать дальше...Свернуть )

Понятие "хороший подарок" трансформируется со временем. Когда мне было восемь лет я придумала самый лучший на свете подарок маме. Совсем не на день рождения, он у каждой мамы в разные дни, а на восьмое марта. С девочками я не дружила, а затмить мальчиков можно было только проявив недюжинную смекалку. И я проявила. Ранней весной море выплёвывало на песчаный берег мёртвых нерп. Нерпы лежали на побережье словно диковинные валуны, раскрашенные мастером в матовый тёмно-серый цвет (мокрого асфальта, как мне тогда глубокомысленно объяснил Ромка -- его мама была портнихой и он лихо разбирался в персиковых, виноградных и прочих цветах) там и здесь тронутых второй -- серебристой -- краской. Нерпы лежали закрыв глаза, волны набегали на их хвосты и было их ужасно жалко. Поначалу мы пытались их спасать -- пыхтели, тащили их обратно в море, окунали морды в воду и жалобно просили: ну вот же море, ну плыви, уплывай отсюда. В один из разов к нам подошёл мужчина. Он наблюдал за нашими действиями, подошёл, крякнул и засмеялся -- вы чего, дураки что ли, они ж дохлые, чего вы творите? После этого мы перестали пытаться их спасать. Только приходили к ним после уроков и гладили матовые, гладкие туши. И тогда я придумала подарить одну маме. Это должен был быть великолепный подарок. Она должна была ахнуть и даже, наверное, заплакать. Ведь это же не просто так -- это же нерпа! Цвета мокрого асфальта, вся в серебристых крапинках. Нерпы были очень тяжёлые. Мы выбрали самую маленькую и потащили. Нас было четверо, нерпа была небольшая, идти было всего пару километров, но вверх. Мы останавливались, аккуратно укладывали нерпу на тротуар, отдыхали и, сопя и пыхтя, шли дальше. Они мне все завидовали -- только я додумалась до такого прекрасного подарка. Мы дотащили нерпу до подъезда, погрузили её в лифт, занесли в дом и положили в ванну. Мои верные рыцари разбрелись по домам, взяв с меня обещание позвонить как только мама смахнёт первую умилительно-благодарную слезу. Мама вернулась с работы уставшая, разулась и побрела мыть руки. Я стояла в коридоре, ожидая как она будет восхищаться, как выбежит ко мне из ванной, как будет целовать и говорить, что я исполнила её самое заветное желание. В том, что оно самое заветное, я не сомневалась ни секунды -- кому не хочется собственную нерпу! Мама вышла из ванной по стеночке. Она заметно побелела, прикрывала рот рукой и всё говорила мне не заходить туда. Стоит отдать ей должное -- она не кричала.
( Читать дальше...Свернуть )

Она ведьма, понимаешь. Не совсем ведьма, колдунья, скорее. Да и не колдунья вовсе, нет конечно, что за глупости. Просто она огнём торгует. У неё магазин небольшой, на Ореховой улице. Там, вообще-то, почти ничего нет. Дома за заборами, деревья разные на тротуаре. И вот, среди домов и деревьев, её магазин. Его и не заметишь, если не знаешь, что он там. А огонь там, представляешь, на разлив. И покупают же. Сама видела. Выходят с пакетами -- такие, знаешь, из плотной, но прозрачной клеёнки. Как в больницах, или где там, где-то такие точно есть. Ими ещё от дождя хорошо укрываться. И ручки у пакетов стягивающиеся: как в мусорных мешках. Всегда от неё выходят тихо, почти на цыпочках, несут эти прозрачные пакеты, а в них -- густая оранжевая жидкость. Густая-густая -- как смола. Самый настоящий огонь, зуб даю. Его нести надо очень осторожно, если споткнёшься, к примеру, упадёшь и пакет лопнет... Слушай, вот говорю и не понимаю -- а если он действительно лопнет, что будет-то? Он же, по идее, жидкий. Его красиво добавлять в камин, говорят. Он там теплится сам по себе, а потом, когда слово заветное скажешь, разгорается. Но это не главное. Главное, он помогает очень. К примеру, настроение плохое или в голове совсем пусто, или ещё что. Наливаешь каплю на камень специальный, ждёшь немного -- пока застынет, а потом можно жевать. И сразу хорошо становится. Он, конечно, обжигает, но чуть-чуть совсем, как если бы чеснока целую дольку без ничего съел. Вкус от человека зависит. Вот любишь ты мандарины, он мандариновым будет, а если, к примеру, тебе коньяка, то он коньячным становится -- как настоящий выдержанный коньяк, самый лучший на свете. Эти камни тоже она даёт. Бирюзовые -- плоские, прохладные, с фиолетовыми прожилками. Когда в первый раз приходишь, к первому пакету она обязательно камень даёт. Но он личный. Огонь всем можно -- из одного пакета, а камень свой должен быть.
( Читать дальше...Свернуть )

На девочке были туфельки: на носу -- кошачья мордочка. Как есть: усы, глаза, шершавый розовый язык. В руках у девочки была сумочка в виде собаки, а на шее ожерелье, невероятно напоминающее ошейник овчарки -- плотная толстая кожа, с торчащими наружу золотыми шипами. Платье было полосатое, напоминающее зебру. Почему-то захотелось сказать "голос", но чадо сказала всё вместо меня и значительно лучше, так как добрее -- "Мама, смотри," -- сказала чадо, очаровательно улыбаясь, -- "на тёте собака, кошка и зебра. Тётя -- зоопарк?"

****************

Нью Йорк невероятен своей непредсказуемостью и разнообразием. Вот на углу сидит девочка с овчаркой. Девочке лет семнадцать-восемнадцать, она красива какой-то марсианской красотой: длинные русые волосы, туго стянутые в конский хвост; легкомысленные шорты, майка. Девочка сидит молча и сосредоточенно доедает бутерброд. Овчарке перепадают только крошки. Рядом плакат: "Помогите, потеряла всё, что было... Осталась только эта собака." Женщина лет пятидесяти, будто сошедшая со страницы вчерашнего модного журнала -- пиджак от Шанель, сумка от Гермес, благоухает Диором -- критически читает картонку. "А как же бутерброд?" -- спрашивает она строго, будто экзаменует. Девочка судорожно глотает последний кусок -- " Бутерброда тоже больше нет. Только собака". Женщина укоризненно кивает куда-то в небеса и бросает купюру в картонный ящик -- "Непорядок. Нехорошо так. Это на бутерброд". И уходит, покачивая бёдрами и сумкой. Наверное, так и должна выглядеть истинная жительница Нью Йорка. Впрочем, они обе истинные представительницы. Так и не поняла, кем же мне в эту секунду хотелось стать больше.

****************
( Читать дальше...Свернуть )

Никогда не понимала женских треволнений после первого свидания -- пусть и прекрасного. Мне звонили подруги, взволнованные, обеспокоенные -- он позвонит, ну скажи, как ты думаешь, он позвонит? Он, когда прощался, сказал вот так спокойной ночи, дотронулся указательным пальцем до левой мочки, подпрыгнул четыре раза и сделал крокодила -- как ты думаешь, значит ли это, что он позвонит, и, если ты таки думаешь, что он таки позвонит, как ты думаешь, когда именно он позвонит, а то я завтра работаю до пяти, потом в магазин, а если он вдруг позвонит, а меня не будет, а? Я неизменно отвечала -- несомненно, позвонит -- ну раз подпрыгнул и до лба средним пальцем, ещё и в позе лотоса -- куда же он денется. Но, на самом деле, простите меня все дорогие женщины, я никогда вот этого вот не понимала. Я никогда так до конца и не поняла при чём тут гордость, почему нельзя позвонить самой, если уже так нравится и так хочется. Мама издевалась надо мной и говорила, что я, на самом деле, мужчина -- и плевать, что внешне выгляжу женщиной -- внешность, как известно, обманчива. Но я действительно этого никогда не понимала -- как и все мои знакомые мужчины. Они дружно кивали в ответ на мои удивления и говорили то же самое -- ну почему, ну почему -- я всего лишь был на работе, а она уже вышла за меня, родила троих детей, поругалась, развелась, переехала на другой континент. Ну вот как этих женщин понять? Я же занят был -- говорили мне мои дорогие знакомые мужчины, сетуя на горькую мужскую судьбу и каждый раз все разговоры заканчивались одним и тем же -- ну вот ты -- ты же женщина, ты же понимаешь, так объясни! А я не понимала и всё.

Зато теперь я, наконец, поняла. И сегодня я могла бы всем своим дорогим спрашивающим доступно объяснить. На понятном языке -- на таком, который понимаю теперь я.

Представьте себе, что вы ищете работу. Нет, пока вы не безработный, но контракт заканчивается и надо срочно искать что-то новое. И вот вы рассылаете резюме, в котором рассказывается какой вы замечательный, самый прекрасный, самый умный -- и нет, не говорите мне, что в вашем резюме написано, что вы посредственность, никому не нужная, просто мимо пробегавшая. Вы рассылаете резюме в самые лучшие места -- именно в те, в которых вы хотели бы провести лучшие годы жизни (конечно же, на достаточно выгодных условиях) -- и ждёте. Время идёт, а они не звонят и не звонят. И невозможно им позвонить -- ну вот что вы им скажете -- как это так, меня, такого дорогого и замечательного, всё ещё не заметили?
( Читать дальше...Свернуть )

Осенью воздух тягучий и вязкий, словно пастила. В тон ему и мысли и ощущения такие же тягучие, вязкие; буквы отказываются соединяться в слова, слова в предложения, предложения никак не соглашаются выползти из разрозненных мыслей и только роятся беспокойной стайкой, заполняя голову до самого верха и создавая ощущение вязкости и безысходности. Что бы ни происходило, осенью оно всегда кажется страшнее и безысходнее, чем оно есть на самом деле.

Самолёт никак не соглашался взлетать. Знак "пристегнуть ремни" всё светился и светился; так и хотелось пробурчать, мол куда бы ни бежать, лишь бы не бежать. Ну что происходит? Может, у них крыло отвалилось и они его прикручивают? -- всё возмущалась я, сопротивляясь внутреннему голосу, который всё твердил -- ну что ты, ну успокойся. И казалось, что мы никогда не взлетим, что никогда не долетим и что никогда.... Что никогда? А ничего никогда. Это всё осень -- это всё тягучая осень. Главное, дышать глубже и чаще; главное не пускать в себя это вот ощущение -- которое проползает тихим шёпотом и заполоняет всю тебя -- никогда, больше никогда. Всё никогда. Никогда не будет, никогда не станет, никогда не исполнится, никогда не случится. Ааааааа --- да почему же не случится, -- перекрикиваешь собственные мысли? Да почему же никогда? Что, чёрт тебя возьми, с тобой происходит? А ничего не происходит -- просто всё внезапно тягучее и вязкое, будто не было таким же уже сто миллионов раз подряд, будто никогда такого не было, будто всё в первый раз. Ведь такое всегда, как в первый раз. Это только счастливой бегаешь в сотый, а несчастной -- особенно, если самой несчастной -- исключительно в первый. И шоколад недостаточно сладкий; перец недостаточно острый; вино совсем не пьяное -- всё, ну просто всё, всё на свете против тебя. А ну вас всех -- я спрячусь; я найду куда. Я закопаюсь глубоко-глубоко и вылезу лишь тогда, когда всё будет петь и кричать; звать с собой и укорять за медлительность и неспешность; душить запахами и оглушать звуками.

Да что они все привязались? Даже медведи ложатся в спячку -- а я что, рыжая? Я не рыжая. Я посплю немного, привыкну к темпу и обязательно проснусь -- чтобы вместе с осенью, с любимой осенью, на цыпочках и неспешно. Так, чтобы никто не услышал. Просто выйти, смотреть и дышать. А иначе, вот действительно, для чего это всё?

Если стоять, раскинув руки, под дождём, то ощущаешь, как дождь заливает всю тебя. От головы до самых пяток. И есть в этом что-то совершенно сумасшедшее -- какой идиот стоит, раскинув руки, прямо под дождём. И пробегающие мимо, защищённые зонтами, сначала оглядываются -- боже, какая сумасшедшая, а потом, вдруг, на секунду опускают зонт и визжат -- но продолжают мокнуть. А ты стоишь, раскинув руки, и думаешь о том, что вот этот дождь, этот конкретный дождь, это совсем другой дождь -- такого дождя в твоей жизни ещё не было. И никогда ты так не стоял -- раскинув руки, прямо под дождём.

*****************

На вопрос: "сколько ты весишь?", чадо уверенно отвечает: "тонну", а на вопрос "сколько звёзд на небе?", не менее уверенно -- "миллион". Её язык красивее моего языка. Она точно знает где шуйца, а где десница; в её небе летают аэропланы; и всё другое, что ей хочется, именуется иное.

- Ты понимаешь, что если она будет и дальше так разговаривать, её поймёт, может быть -- это в хорошем случае, -- всего тысячная процента русскоговорящего населения, -- с жаром говорила мне моя подруга.
- Ты знаешь, -- задумалась вдруг я, -- на самом деле, и ты, и я, мы и общаемся только с тысячной долей этого самого процента. Может и ещё меньше. Каждый из нас выбирает ту самую тысячную долю, которая поймёт то, что ему есть сказать. Ту, которая поймёт; которая, если не поймёт, то спросит. А бóльшего никому из нас и не надо. Она будет, если захочет, общаться ровно с теми, с кем ей будет что сказать. Или будет о чём молчать. Наверное, это будут именно те, которые знают, что на аэроплан надо указывать шуйцей, а десницей исключительно на кувшинки. Или, к примеру, на канадских гусей.
- Ну для чего, для чего ей шуйца -- я не знаю, что такое шуйца!
- Уже знаешь, правда же?
- Уже знаю, -- нехотя согласилась подруга.

Чадо отличает ромашки от акации, а акацию от жасмина и кипариса. Чадо хитро смотрит -- сколько тебе лет?, -- спрашиваю я. Года -- отвечает чадо и хитро смотрит. Два! Два года -- настойчиво повторяю я. Чадо жмурится: один! Я хочу что-то объяснить, но она не замолкает -- пять! семь! восемь! Ей столько, сколько ей хочется в этот момент. Это прекрасно -- когда тебе ровно столько лет, сколько тебе хочется в этот момент.
( Читать дальше...Свернуть )

Не плохо быть глупым. Плохо быть неглупым ровно настолько, насколько требуется, чтобы осознать, что ты непроходимо глуп. И совсем смешно проводить жизнь в ожидании, что вот сейчас, все они - кто, собственно, они - да, все эти и те они, тоже увидят и осознают, что ты непроходимо глуп. И тогда... Ожидание напоминает ту самую диету, в которой категорически нельзя сладкое, а ты его всё равно тихо ешь в ванной, потому что кто-то сказал, что если есть шоколад в ванной, то от него не поправляешься - так вот ешь ты шоколад, а на губах привкус полыни.

Не плохо любить каблуки. Не плохо любить джинсы. Смешно, когда ты категорически не согласен попробовать ничего того, что раньше не пробовал. И ходишь на шпильках по горам, несмотря на то, что застревают шпильки между камнями, а колючки царапают ноги. Но всё равно ходишь. Потому что ты - только на шпильках. И никак иначе.
( Читать дальше...Свернуть )

Эта конференция проводится раз в три года. Три года назад она была в Праге. Вместо знаменитого чешского стекла я привезла себе оттуда сумасшедшего и невероятного. Подарок самой себе оказался невероятно плодоносящим - ребёнок, несколько совместных статей, два с половиной седых волоса, невероятное счастье, уверенность в себе, способность раздражаться мгновенно и на всю-всю жизнь, крах мечте о блондине, бурчание-бубнение и, как принято в хороших романах, пр. Из-за этого самого пр., я оказалась на этой конференции и в этот раз. Естественно, ехала я туда исключительно предвкушая, что же я себе отхвачу на этот раз. И нельзя не сказать, что дух блондина витал в воздухе - если это скомпрессованное самолётное пространство, можно таковым назвать.

В этот раз она проводилась в небольшом городке - Аалборг - Дания. Я не проверяла, но я не думаю, что если посмотреть, что в википедии написано об этом месте, то там будет написано, что это небольшой, до мозга костей провинциальный городок, находящийся где-то настолько на краю земли, что кажется, что если приставить ладонь козырьком ко лбу, то будет видна и черепаха, и держащие её слоны. Небольшой и симпатичный городок - ничего особенного ни в ту, ни в другую сторону. Несмотря на всё это, цены на гостиницы не уступают, а иногда и обгоняют, цены на гостиницы, к примеру, в Париже. Моя гостиница - я бедный студент - была самая дешёвая на этой черепахе. Поразительно, насколько панорамное фото может отличаться от реальности. На фотографии номер выглядел неплохо - кровать, стол, проход между - что ещё надо? В реальности, ширина в самом широком месте, если верить моей рулетке, была 90 сантиметров. Нет, если залезть под кровать, то получалось шире, но под кровать залезть оказалось невозможным даже мне - с моим теловычитанием. Никогда не останавливайтесь в самой дешёвой гостинице в Аалборге - особенно, если у вас в наличии имеется хоть какое-то телосложение.

( Читать дальше...Свернуть )

Увидела в ленте пост про испорченную стрижку и расстройство на эту тему. Совершенно очаровательно написано, впрочем, эта девушка - syiroejkina - всегда очаровательно пишет.

Я всегда расстраиваюсь из-за неудачной стрижки. Сколько себя помню. В детстве плакала даже, кажется. И вроде объясняешь всё, объясняешь - мол, вот здесь хочу очень коротко, а вот здесь тоже коротко, но не очень - чтобы голова не выглядела, как яйцо. Некоторым повезло и у них голова круглая. Таких, наверное, никакая стрижка не испортит. А у меня, если как-то не так, то сразу как яйцо выглядит. И ничего с этим не сделаешь. Потом хочется только никуда не высовываться недели две, авось за две недели отрастёт и будет получше. Но через две недели всё другое тоже отрастает и уже совершенно не то, что хотела. Объясняю, объясняю...
( Читать дальше...Свернуть )

Все планы перемешались, перепутались, как случайный коктейль, сделанный то ли к празднику, то ли просто так, по случайно найденному рецепту. Кажется, что каждый следующий день вносит только дополнительный хаос, из которого не выбраться никогда. Невидимый моему, насквозь пропитанному арахнофобией, существу, паук изящно плетёт очередной виток и невероятно нагло усмехается - мол, пойди, распутай. А я что - я ничего. Я послушно принимаю вызов и только иногда поглядываю в окно. Там, только руку протянуть, ещё буквально вчера было раскрашенное в ослепительно пурпурный цвет дерево, которое сегодня потускнело и сбросило с себя всё это великолепие. А ведь действительно поначалу казалось, что осень совершенно ни при чем - оно всегда такое - элегантный пурпур. Не вызывающий красный, не пошлый бордовый, а вот такой - который невидимый художник выбирал осторожно - пытаясь довести до совершенства. И где-то в глубине вспоминался О.Генри - наверное, он тоже когда-то поражался элегантности и совершенству этого убранства - иначе откуда бы взялись такие точные описания. Но сегодня это уже почти забыто - художники ушли спать, побросали свои кисти, забросили палитры и вообще, кажется, устали. Впрочем, иногда мне кажется, что это не они. Это, наверное, всего лишь я.

И только роится беспокойный улей на полочках в голове, где прежде был, пусть и не идеальный, но порядок. Вспоминается и не верится - ведь время, оказывается, действительно может быть живым. Может бежать тонкой струйкой, успокаивая и лаская - всё будет хорошо.

Хьюстон, Филадельфия, Нью-Йорк... Такой невероятно плоский и душный Техас. Удивительно, как же такое бывает - садишься в самолёт в валенках и куртке и, выходя из него, пытаешься скинуть липкую тёплую влажность, окутавшую тебя всю - с головы до ног. Как же может быть, что всё такое плоское - действительно блин. И в такси, глядя в окно, невольно ловишь себя на том, что глаз всё ищет и ищет ту самую черепаху. И непременно слонов. Отогревшись, кажется, что все они обязательно небесно-голубые. А как же иначе? И уютный, пахнущий невероятными специями, шофёр что-то рассказывает, вовлекает тебя в разговор, пытается даже, кажется, спорить... И надо, обязательно надо, всё это запомнить - чтобы потом обязательно записать, чтобы не забыть. Ведь черт его знает - может и не будет такого больше? Не будет этого запаха специй - острого, сводящего с ума, вызывающего бурление в животе и невероятное желание окунуться с головой - хотя бы попробовать. Галочка поставлена - обязательно запомню, обязательно запишу, ведь забуду же.... Но... Завтра - сегодня не с руки... А вот завтра....

А завтра уже вспоминается шумный, суетливый, бурный, сводящий с ума своей энергичностью, но всё же тёплый и даже по-своему уютный Нью-Йорк. И, конечно же, красавица Филадельфия - пахнущая, кажется, коржиками с корицей и густым, непрозрачным пивом, сделанным по рецепту самого Вашингтона. И это тоже обязательно надо - ведь забуду же... А как же можно забыть ту таверну, в которой бывало обедал Вашингтон и, поднимая глаза вверх, любовался таким уютным небом Фили - и звучит даже как-то по бабушкиному - Фили... Филадельфия. Нельзя не написать, жалко забыть. А Нью-Йорк? А как же самое шумное, заполненное туристами, неоном и обжигающими сосисками с капустой, купленными у первого же попавшегося уличного зазывалы, место? Он забирается куда-то под кожу, и легко верится, что полюбив его однажды, наверное, не избавишься от него никогда - пусть и без особой взаимности. Да и не нужна мне взаимность - мой самый любимый, самый взаимный Иерусалим всё равно ревнив до отвращения и не потерпит такого рода вольностей. Но я потихоньку - пока он спит... Пока его прохлада далеко. Я не изменяю - нет - я просто открываю в себе ещё чуть-чуть места и для этого гиганта. И как же можно не написать? Обязательно надо.... Обязательно... Но... Завтра - сегодня голова чугунная, напоминающая знаменитый "Утюг" - такая же треугольная и немного нелепая. Завтра...

А сегодня? А что сегодня... Сегодня хочется завернуться в прохладу обещанного в ближайшее время снега, хочется пить горячий кофе и есть шоколад с перцем - обязательно с перцем. Ведь иначе он сладкий. А сладкое я не люблю.....

Чапа первая.

Чапа появилась в доме неожиданно. После стольких упрашиваний я, если честно, уже и не ждала, что в нашем доме появится собака. Отсутствие собаки приравнивалось к отсутствию любви. Смирившись с тем, что меня никто не любит, никому я не нужна, я перестала ждать появления в доме собаки. Нет, где-то в глубине души, у меня были сомнения на тему правильности данного вывода, но я давила их в самом зародыше, не позволяя им остановить лавину жалости к собственной себе. На самом деле, что характерно, данную замечательную черту характера я пронесла через всю жизнь. Жалость самого себя чувство необычайно захватывающее и крайне неблагодарное. Но это совсем другая тема. Чапу принесла мама. Мама, которая кричала "только через мой труп". Мама, которая не верила моим заверениям, что я обязательно буду ухаживать за собакой, гулять с ней и вообще делать всё, что угодно. Время доказало, кстати, её правоту. Просто в один из дней, вернее вечеров, когда я, как всегда, с нетерпением ждала маму с работы, мама появилась на пороге и хитро оглядела всех домочадцев, её встречающих. Из её сумки, обычной дамской сумки, может немного великоватой для обычной дамской, но всё же обычной сумки, доносилось странное копошение и непонятные звуки. Вслед за звуками из сумки появилась на свет голова. Маленькая голова, скорее похожая на фарфоровую статуэтку, нежели на живое существо. Рыжая. С небольшими, аккуратными, торчащими ушами. Глаза-вишенки - занимали половину морды. Живые, яркие, хитрые, бегающие, радостные глаза.
( **********************************************************Свернуть )

Обожаю общие утверждения. Особенно из разряда - "все бабы дуры", "все мужики козлы", "все женщины лишены логики" и многое другое. Каждый раз, когда я вижу рассуждение подобного рода, во мне просыпается давно забытое, совершенно мне не нужное, знание формальной логики. На самом деле, я совершенно не шучу - утверждения, которые начинаются со слова "все" опровергаются легче всего. Посмотрим на утверждение "все щенки зелёные". Оно абстрактное. Оно не говорит о существовании щенков - никаких - зелёных в частности. Более того, из него невозможно даже сделать вывод о существовании хотя бы одного щенка. То, что оно говорит, можно сказать приблизительно так - если есть такие существа, как щенки, то они непременно будут зелёные. То есть, если не зелёный, значит не щенок. И это утверждение "не зелёный, значит не щенок" эквивалентно начальному утверждению. К примеру, "все кошки фиолетовые" - из этого будет следовать, что кошки не являются щенками, так как они не зелёного цвета. При этом, мы опять имеем общее утверждение, из которого невозможно сделать вывод о существовании хотя бы одной кошки - неважно какого цвета. Кстати, "все щенки зелёные" при этом не эквивалентно утверждению "если не щенок, значит не зелёный", так как оно ничего не говорит о тех, кто не является щенками, пусть даже абстрактными. То есть, оно вполне допускает существование чего угодно другого тоже зелёного.

Чтобы опровергнуть общее утверждение надо найти всего лишь один частный случай, его опровергающий. К примеру, если мне сейчас кто-то скажет, что своими глазами видел вчера на улице серо-буро-малинового щенка в крупную фиолетовую крапинку, моё утверждение "все щенки зелёные" немедленно теряет весь свой смысл. Частные утверждения опровергнуть значительно сложнее. К примеру, если я говорю "Есть зелёный щенок", то, чтобы меня опровергнуть, тому, кто захочет это сделать, понадобится доказать, что все щенки не зелёные. Какого они цвета совершенно не имеет значения, главное, что не зелёного. Но при этом, доказывая общее утверждение из серии "все щенки красно-синие" (извините, в мой любимый фиолетовый я покрасила кошек) он обрекает себя на то, что из его утверждения перестаёт следовать существование каких-либо щенков, в частности не зелёных. В то время, как из частного утверждения "Есть зелёный щенок" следует существование хотя бы одного щенка, причем именно зелёного цвета. Поэтому, для того, чтобы опровергнуть любое общее утверждение, то есть, начинающееся со слова "все", достаточно всего рассказать о конкретном примере, его опровергающем.

"Все бабы дуры" - да что вы, моя соседка Дуня такая умная, просто ужас. Существование Дуни доказывает две вещи - во-первых, оно доказывает существование баб, так как приведено как частный пример бабы. Во-вторых, оно доказывает существование умной бабы, опять таки по указанной выше причине. Для того, чтобы опровергнуть данное утверждение придётся доказывать утверждение из серии "все бабы Дуси", то есть категорически не Дуни. В ответ на это можно представить ту же самую Дуню, как частный случай, опровергающий данное утверждение. "Все мужики козлы" - нет, неправда, Сергей Иванович, являясь мужиком, является при этом лосем, который не относится к семейству козлов (или как там называется это семейство). Опровержение доказывает существование мужика вообще и его "некозловости" в частности. В то время, как "все мужики козлы" не гарантирует существование никакого, даже самого завалящего, мужика. А это, между прочим, уже ставит под угрозу существование планеты в целом и её населённых этими самыми мужиками и бабами частей, в частности. Ведь мы пришли к выводу (исключительно из общих утверждений), что невозможно сделать вывод о существовании баб и мужиков вообще, дур и козлов в частности.

Эх, люблю общие утверждения.

Всем приятного дня с зелёными щенками. Ваша Я.

Конкурсы конкурсами, но я собиралась сказать. Всю ночь под окнами орали коты. Причем, орали так, что создавалось впечатление, что под окнами родильный дом и там истязают младенцев - дыба, сапоги, всё в ход идёт. И вспомнилось мне... Четыре года назад, когда я принесла свою заразу в дом, она была маленькая и бестолковая. Нет, что это я говорю - она была гениальной с самого начала, но тогда это просто было незаметно. Забирала я её, как я уже писала, из организации, которая подбирает брошенных животных. Там же меня обязали подписать бумажку, в которой говорилось, что через пару месяцев я должна буду превратить её в оно. Иначе не отдавали. Я, конечно, очень горевала и думала о том, какое это варварство и жестокость; как она меня никогда не простит; как она немедленно перестанет чувствовать себя женщиной. Много чего думала - это краткое содержание. В момент её появления в моём доме, она была "ребёнком", посему мне было очень просто рассуждать о своей жестокости. Через пару месяцев, когда она превратилась в барышню на выданье, я изменила мнение.

До назначенной операции оставался ещё месяц, а жить в доме было уже невозможно. Она орала - утром, днем и вечером. Орала жалобно, гневно, протяжно, тихо, громко. Я не знала как на это реагируют её окрестные ухажеры, но я сходила с ума. Впрочем, какие такие ухажеры? Она девочка домашняя - на улице не была ни разу. Орала исключительно в пределах квартиры. Выдержать это стоило больших усилий. Моя подруга, также исполнявшая роль моей соседки по квартире, кричала, что она её стерилизует сама - в домашних условиях. Причем, вилкой. Я орала, что она не виновата - у неё физиология. На что подруга, незамедлительно-ехидно сообщала, что и физиологию она тоже стерилизует - тоже вилкой. Впрочем, несмотря на мои официальные заступничества, я тоже была уже вполне готова что-нибудь сделать - "что бы такого, сделать плохого" (с).
( физиология...Свернуть )

Давно известно, что между людьми возникает химия. Мы не можем объяснить что это такое, в чём это выражается и почему это возникает - мы просто говорим - с этим человеком мне, с самого начала, легко, просто и уютно. Или ещё как-то, так, как мы даже не в состоянии выразить словами. Но это бывает не только с людьми. Это бывает и с братьями нашими меньшими, как бы мне самой не было тяжело в это поверить. Я не люблю кошек. Я действительно их не люблю. Я завзятая собачница, с детства у меня были только собаки, кошка всегда мне казалась вероломным, невероятно эгоцентричным, эгоистичным и независимым (в негативном смысле) существом. Таким, которому не только не нужен хозяин, но и ещё и служит помехой.
( иногда всё очень странноСвернуть )