Ыкл долго искал информацию можно ли нашей госпоже уборщице продолжать приезжать к нам или нет. Я же кричала, что даже если нет, то я всё равно ей тайком разрешу, ведь ей сейчас тоже тяжело, а деньги просто так она не возьмет, она гордая. Я бы тоже не взяла. Но к счастью оказалось, что приезжать к нам можно, только надо всем соблюдать дистанцию -- ей два метра от нас, нам два метра от нее. Впрочем, мы и так всегда это соблюдаем, так получается. Она очень ответственная, и потому, поскольку я не получила от нее никаких сообщений, я предположила, что она приедет как обычно. Ровно в назначенное время раздался звонок в дверь. Я отворила дверь, она стояла в маске и в перчатках, которые сняла как только вошла в дом. Я хорошо себя чувствую, -- заверила меня она, -- а что с тобой? Я посетовала, что простудилась, успокоила, что у меня, скорее всего, другой, совсем иной, вирус, но мы всё равно держим дистанцию. На всякий случай. ( Collapse )
День начался с того, что я прочитала о смерти одной из моих любимых френдесс murmele. Я начала читать её журнал шесть лет назад, это так давно, что кажется, будто я читала её записи целую вечность. Поначалу я тихо читала, потом осмелела и начала иногда что-то говорить. Несколько лет назад она начала читать мой журнал и, глупо, но факт, мне было невероятно лестно и приятно. Я очень любила её тексты. И так странно говорить в прошедшем времени, как-то всё никак не могу поверить.
Думая обо всём этом, сидя, оцепенев перед компьютером, я поняла для себя несколько вещей. Во-первых, я привязываюсь к людям даже в виртуальной реальности. Да, мне в сущности всё равно кто стоит за буквами. Если человек говорит, что он шестидесятилетний мужчина, а на деле это четырнадцатилетняя девочка, я не вижу в этом ничего предосудительного. Каждый вправе играть в тот образ, в который ему хочется играть. Главное, чтобы игра была хорошей. Я привязываюсь к образам, к текстам, к человеку за буквами. И смерть в виртуальной реальности нисколько не легче реальной смерти. Впрочем, она и есть реальная -- ведь умирает не лирический герой, как бы нам того не хотелось, но тот, который этого героя создавал. На наших глазах. ( Collapse )
У нас трагедия. Самая большая, которая может случиться у человека, живущего в Израиле -- в сентябре. У нас сломался кондиционер. Он прекрасно работал целый год, а сегодня днём заплакал и облил слезами потолок, стены и пол. Слёз набрался целый таз. Не пищал, не ныл, просто горько плакал, продолжая работать -- настоящий борец. Выключили, конечно, мужественно решили, что ему хуже. Сейчас, правда, я в этом уже не уверена.
Мы, в общем и целом, живём весело. Вчера не было сил идти в магазин, решили, что еды хватит до завтра, а завтра утром, всенепременно, побежим -- как только проснёмся, пока не закрылись в честь праздника. Ночью мне приснился кошмар и утром я побежала о нём рассказывать. ( Collapse )
Ты этого не знаешь, но этот пост пишется исключительно с целью спасения твоей драгоценной жизни, так как я давно не была так близка к тому, чтобы сделать что-нибудь из ряда вон плохое - к примеру, отгрызть тебе хвост и съесть его на твоих же глазах. Ты единственное живое существо на всей планете - впрочем, не надо мелочиться - во всей галактике, способное довести меня за минимальное количество времени до максимального состояния бешенства. Мне совершенно непонятно почему ты так странно смотришь на меня, когда я шиплю и издаю нечленораздельные звуки. Ты не можешь не признать, что я невероятно милосердный человек. Более того, то, что ты жива, здорова и даже в меру упитана, говорит о том, что я не просто милосердна, а, если можно так сказать, являю собой олицетворение милосердия.
Я же не убила тебя тогда, когда ты, в очередном приступе любви, пыталась запрыгнуть на спинку кресла, на котором я сижу за компьютером. Ты помнишь? Ты немного промахнулась, лучше любых парикмахеров соорудив мне на голове своими очаровательными коготками несколько поразительно параллельных друг другу ирокезов и, не сумев удержать взятые позиции, спустилась таким же образом по моей шее. Да, я была близка к этому, но я ничего не сделала. И не сравнивай то, что я загнала тебя под диван и шипела на тебя агрессивней любого твоего собрата, с моими мучениями, когда я пыталась объяснить всему честному народу, что у меня не появилось никаких страстных любовников. Я гордо объясняла, что вертикальные зелёные полосы на шее являются последним писком моды и заменяют бриллиантовое колье. По крайней мере, если исходить из названия этой замечательной, столь красящей шею молодой девушки, жидкости. И не забывай о том, что тот душераздирающий вопль будет сниться моим соседям, кажется, всю оставшуюся жизнь. Все эти Крюггеры просто дети малые - ни один из героев не орал так при их появлении. С другой стороны, мне, наверное, стоит тебя поблагодарить - без тебя я никогда не узнала бы, что мои лёгкие простираются, кажется, до колен. ( Collapse )
Сейчас все о терроре, о войне. Я уже говорила, я не умею и не люблю так и об этом. Но я умею по-другому. Итак. Дело было несколько лет назад - когда в Тель-Авиве, Иерусалиме, раз за разом слышались взрывы в автобусах, кафе и прочих людных и не очень местах. Моя подруга работала в магазине в центре Тель-Авива. Да-да, это та самая подруга, о которой я уже рассказывала, когда рассказывала о "странных диетах". Как раз за несколько дней до события, которое опишу я, был взрыв в кафе - совсем рядом с её магазином. Было действительно очень страшно. И тогда всех начали усиленно предупреждать - вы должны обращать внимание на всех странных людей, которые проходят рядом с вами, заходят в магазины, кафе и так далее. Правило не трогать вещей, не имеющих хозяина было всегда, но тогда все стали особенно обращать на это внимание. ( Collapse )
- Хочется чего-то такого... - Какого такого?! - Ну вот такого эдакого... Вот, например, хочется, чтобы раз и сразу в дамки. Чтобы пешка била ферзя на раз, а ферзь при этом элегантно раскланивался и целовал руки... Впрочем, нет - пусть ферзь продолжает бить пешку, должен быть баланс в природе. Но тогда, пусть вероятность увеличится до двух. Грустно ей всё время быть единицей. Или это нам грустно? Хотя, с другой стороны, если просить, так почему два - пусть уже будет семнадцать. Лепота - вероятность встретиться лицом к лицу с этим эдаким семнадцать... На самом деле, даже если она станет семнадцать, вероятность встретиться с таким эдаким продолжит стремительно бежать к нулю... - Почему? - Да потому, что оно такое... Невозможно дать точное определение - значит и вероятность нельзя увеличить. Ведь если сказать - хочу жареную картошку - надо пойти в магазин, купить картошку, почистить - уже вероятность получить её, при новом раскладе, шестнадцать и девяносто восемь сотых... - Хм... А почему ж тогда не семнадцать? - Как бы сказать... Да потому, что в последний момент станет жутко лень - вероятность вероятностью, но она тебе картошку не пожарит. Её жарить придётся самому. Вечер, холодно - плюнешь и оставишь две голые картофелины в кастрюле... - Тогда вероятность того, что тебе их придется выкинуть точно семнадцать. - Может быть... А какая разница? - Не жалко продуктов? - Хм.. Жалко, наверное, но пока это гипотетические продукты и гипотетическая вероятность. Жалко их тоже исключительно гипотетически... - Так чего же ты хочешь? - Я?! Чего-то такого... Эдакого... Только мне... И чтобы вероятность семнадцать... Навсегда...
В этот раз я расскажу про конкретную встречу - мою. Вот как-то simona_nikak писала о том, как заботящиеся о её личной жизни доброжелатели организовывали ей разные встречи с мужчинами их мечты. Она совсем не одинока в этом несчастье. Сколько раз мне пытались организовывать встречи с такими хорошими, просто замечательными, исключительно настоящими еврейскими мальчиками. В какой-то момент я поняла - единственная ассоциация, возникающая у меня при словосочетании "хороший еврейский мальчик" это некий кусок бесформенного мяса, с животом свисающим отсюда и вниз до Австралии, с тремя волосинками, постоянно потеющий, заикающийся и непременно имеющий триставосемьдесятсемь разнообразных дипломов. Однажды, когда в очередной раз, мои обожаемые благожелатели пригласили такого на какое-то празднование, я весь вечер старательно уплетала солёные огурцы, запивая это колой, что вызывало невероятные приступы рыгания. Я, конечно же, их не сдерживала. Я также плевалась, ковыряла ногтем в зубах, и вообще вела себя прямо противоположно поведению хорошей еврейской девочки. Молодой - потеющий, весящий стовосемьдесяттри килограмма, человек впечатлился настолько, что культурно попрощался, не дожидаясь десерта. Видимо, у него было богатое воображение и он живо представил себе, как я буду выковыривать вишенки из торта и слизывать крем - прямо языком, прямо с торта. Туда ему и дорога. Но рассказать я хотела не об этой встрече. ( Collapse )
- Привет. Слушай, как эта штука называется - ну такая красная на стене? - Матпе (*иврит*) - Да нет, на иврите я сама помню - а как она по-русски называется? ( Collapse )
Я уже окосела от работы - потому мне нужен перерыв. Именно в него я вас опять буду мучить своими опусами. На этот раз я хочу рассказать идеальную, на мой взгляд, историю любви. Давайте назовём наших героев Ляля и Гена. Гена до 17 лет жил в Бердичеве с мамой. У них был свой дом - если эту крохотную комнату можно было назвать домом. Отца Гена никогда не видел, потому что он погиб на войне, когда Гене ещё не было года. Вернее, если бы пришло извещение о его гибели, было бы лучше - и не было бы никакой неясности и мать получала бы пенсию за погибшего. Но пришло "пропал без вести". "Пропал без вести" это три слова, которые давали надежду. Надежда не оправдалась - отец не вернулся. А пенсию всё равно не давали - ведь он так официально и не погиб. Интересно, правда? Жили они бедно - очень бедно. ( Collapse )
crazy
contemplative